Митрополит Сурожский Антоний


Неделя 15-я по Пятидесятнице. Какая наибольшая заповедь?

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Сегодня Христос дает нам или, скорее, напоминает нам о двух основных заповедях: о том, чтобы любить Бога всем нашим сердцем, всем нашим умом, всеми нашими силами, (то есть всей властью и способностью любить, какие нам даны) и ближнего своего любить, как самого себя.

Когда мы слышим слово „заповедь”, мы всегда воспринимаем его как приказ о том, что мы должны сделать, а если не сделаем, то понесем ответственность, последует возмездие: но это слово имеет более широкий смысл. Оно означает завещание Божие нам, когда, сотворив нас, Он одарил нас свободой, способностью стоять на собственных ногах, дал нам власть выбора и власть следовать нашему призванию или отвернуться он него. И вот, это не „приказание” от Бога: это как бы напутствие или завещание в том смысле, в котором человек, когда умирает, оставляет завещание, чтобы его наследники его выполнили.

Было бы во мне желание уметь любить Бога и умом, и сердцем, и всей силой любви, какая только может сыскаться во мне!.. Но я знаю, что даже не стремлюсь любить Его с таким совершенством, с такой полнотой самоотдачи. Как странно и как печально – быть любимыми так, как нас любит Бог, и отзываться двоящимся сердцем... Он так нас любит, что призывает нас к бытию, и берет на Себя риск, потому что Он отдает нам Свою любовь, зная, что она может быть отвергнута. А мы все знаем, что значит открыть свое сердце человеку – и быть отвергнутым: ты мне не нужен; может, ты и любишь меня, – мне-то что?! Я хочу быть свободным, я хочу быть самим собой, к чему мне твоя любовь...

Мы также можем познать меру Божией любви к нам по дару Его нам во Христе: Он стал человеком, Он стал одним из нас, Он называет нас Своими братьями и сестрами, Он отдает Свою жизнь за нас! Если кто-либо (он, она) положит свою жизнь за друга, за глубоко любимого человека, тем более за человека, который даже не отдает себе отчета об этой жертве, мы были бы озадачены и потрясены, мы бы остановились и задумались, мы поставили бы себе вопросы: Как же возможно, что мне нечем, что во мне нет ничего, чем ответить на дар Христов, – на то, что не только предложено, но и дано такой ценой?! И тем не менее, я знаю о себе самом, что это так; и я думаю, что нет среди нас никого, кто не отдавал бы себе отчета, что даже и не стремится поистине любить Бога. всем своим умом, всем своим сердцем, всей силой любви, всей мощью, какая только есть!

И вот дальше нам дано слово, предостережение святого Иоанна Богослова в одном из его Посланий: если кто говорит „я люблю Бога”, но не любит своего ближнего, тот лжет; потому что как может он говорить о любви к Богу невидимому, неосязаемому, когда он даже неспособен любить своего ближнего, который конкретен, осязаем, чья нужда вопиет к нему, чья любовь предложена, подчас так щедро, подчас так робко?

И вот вторая заповедь Христа, второе слово жизни, которое Он нам предлагает: если ты хочешь научиться, как любить Бога, хотя бы зачаточно, – научись любить своего ближнего. Но как? Тотчас же, в нашей заносчивости, мы думаем, как бы нам возлюбить ближнего великодушно, героически, жертвенно: Христос же говорит: „Люби ближнего, как самого себя”. Что это означает?

Прежде всего, на самом простом материальном уровне, это означает, что чем бы ты ни обладал, чем бы ты ни пользовался от жизни, позаботься, чтобы хоть один человек, один-единственный человек получил бы от тебя столько же, сколько ты берешь от жизни... И это может нас повести очень-очень далеко, потому что ничего подобного мы не делаем. Если подумать о том, сколько мы берем, и берем, и берем, и требуем, и снова требуем, а потом сказать: Хорошо! Каждое мое требование – требование моего ближнего; все, что я беру – должно быть дано той же мерой моему ближнему, хотя бы одному человеку! – то как щедра была бы жизнь! И если мы научимся этому, то очень возможно, что мы научимся любить и Бога.

И сегодняшнее Евангелие нам дает указание об этом: любить нашего ближнего, любить даже самого дорогого из ближних всем сердцем, щедро мне (и каждому из нас) мешает моя сосредоточенность на себе самом. Нет другого пути, чтобы научиться любить кого бы то ни было, кроме как отрешиться от себя.

И именно это говорит Христос: отвернись от себя! „Отвернуться от себя” означает именно это: вместо того чтобы жить для себя, не глядя ни на что другое, не сосредотачиваясь ни на чем другом – отвернись, посмотри, как широка жизнь, как глубока, как богата! Отвернись от себя и посмотри; вглядись в человеческие лица, вглядись в человеческие обстоятельства: вглядись в человеческие нужды, вглядись в человеческую радость! Посмотри и увидь! – и оторвись от себя самого. И тогда ты сможешь увидеть других, какими они есть, видеть их нужду, видеть их голод, их радость, их нищетность, – и тогда ты сумеешь дать, дать. Сначала немножко: а потом чем больше ты будешь давать, тем больше сможешь давать, и любить, как любишь самого себя, той же мерой. Каждый из нас жаждет полноты жизни, исполнения, чуда жизни, – дадим его другому!

И когда мы научимся отворачиваться от себя, чтобы давать другим, мы увидим, что наше сердце стало способным повернуться к Богу открыто, любовно, благодарно, радостно!

Это начало: эта заповедь Христа „люби ближнего, как самого себя”, дана слабейшим из нас, потому что каждый из нас, в конечном итоге, никого не любит лучше, чем самого себя, самоё себя. Так что вот самая простая мера. Мы знаем, что нам делать! Мы знаем, как, сколько, с какой полнотой – так сделаем же! И тогда, освободившись от порабощения, от рабства самим себе, мы увидим, как широко наше сердце, как сильно и как многих мы можем любить, и как мы можем начать любить Бога истинно, всем нашим умом, всем нашим сердцем, всей нашей силой любви в нашей хрупкости. Потому что не сила составляет сущность любви, а хрупкость, уязвимость того, той, кто отдает себя щедро, застенчиво, радостно. Аминь.

1 октября 1989 г.


Неделя 16-я по Пятидесятнице. Притча о талантах

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Прочитанная сегодня притча о талантах – одно из целого ряда пророческих предупреждений и приточных сказаний Христа о грядущем Суде. Если прочесть 24 и 25 главы Евангелия от Матфея, откуда и взята сегодняшняя притча , то мы видим, что Спаситель предупреждает нас о трех основных опасностях, которые могут привести нас к суду неготовыми. Первая опасность – это беспечность, вторая – малодушие, а третья – жизнь, недостойная человека по нечуткости и бесчеловечности.

Беспечность описана Христом в трех притчах: первая – это беспечность благодушная, веселая, беспечность, которую мы считаем естественной. Христос говорит: Бдите, потому что суд, день Господень, придет внезапно, как он пришел в дни Ноевы. Тогда люди и пили, и ели, и замуж выходили, и ни о чем не думали большем, чем земля, чем каждодневная их радость жизни, а суд Господень нарастал и в какой-то день разразился гневом и потопом. Будет и позже так: две женщины будут работать у жернова – одна возьмется, другая оставится: два человека будут в поле – один возьмется, другой оставится... Эта беспечность – такая нам обычная, привычная, родная, благодушная, веселая, радующаяся на жизнь и забывающая, что жизнь не такая плоская, а что она глубокая, бездонная, что она уходит в вечность.

Другая беспечность – злая беспечность, которая пользуется тем, что Бог, как будто, не спешит прийти на расправу; но апостол Петр говорит, что Бог медлит, потому что долготерпит о нас... В притче Господней в этой 24 главе говорится о слуге, который был послан надзирателем над другими. Ему было поручено следить, чтобы им было хорошо жить в доме их господина, даже когда его нет, когда он сам не может видеть их жизнь и позаботиться о их нуждах. А раб этот подумал: „Не скоро еще придет господин; я буду пить, есть, веселиться, а рабов буду гнать и бить, я – господин”, – воображая, будто они в его власти, будто в отсутствие господне его достоинство – господское. А господин вернулся, когда не ждали его, и застиг неверного раба в его неправде, и изгнал. Это – вторая беспечность, греховная, злая, которая нам тоже обычна. Мы тоже не спешим меняться на добро, потому что Господь за горами, суд далек. Мы не спешим творить добро, потому что еще есть время; когда-нибудь, когда мы устанем от зла, то успеем еще к добру вернуться, – а День Господень идет и идет на нас, и в какой-то день, какой-то час встанет суд перед нами и мы – перед судом.

Есть и еще одна беспечность, которую Господь описывает в притче о десяти девах, из которых пять были умные, а пять – безумные. Это беспечность сонливая, беспечность, которая надеется, что все еще успеется: жить, любить, исправиться еще успеется. Не придет же Бог во время ночной стражи, – можно еще подремать, помечтать и опомниться когда-нибудь, когда придут какие-то предвестники суда... А суд приходит в ночи, потому что спящему всякий час – ночь, и застигает врасплох.

Вот беспечность веселая, добродушная, как будто и не злая: беспечность безответственная, злонамеренная, жадная, злая: и беспечность опять-таки страшно нам обычная: завтра все успеется, а сегодня помечтаем... Это первая группа предупреждений Господних.

А дальше – притча о талантах. Господь дает каждому дарование в меру его сил и призывает принести плод такой же богатый, как богаты сами дарования. И часто мы ничего с этими дарованиями не делаем: нам дается ум – но этот ум мы не обогащаем ничем: нам дается чуткое сердце – но это сердце остается только как возможность чуткости, а на деле дремлет в себялюбии, коснеет; дается нам воля, порой сильная, которая остается бесплодно-бесцельной. Много нам дается, что мы храним в том виде, как Бог дал, а плода – никакого. Почему?

Не всегда по беспечности, а порой потому что нами овладело малодушие, трусливость. Нам кажется (и так оно и есть), что чтобы чего-то достичь, надо всем рискнуть: покоем, обеспеченностью, отношениями, жизнью, – всем, или хотя бы чем-нибудь; и мы думаем: нет, верну я Господу то, что Он мне дал, но рискнуть потерять себя и ответить перед Богом – нет... А когда суд приходит, оказывается, что когда-то нам данное нашим никогда не было, а все время оставалось Господним. И часто Господь вернет это Себе и отдаст тому, кто был готов рисковать жизнью, и покоем, и обеспеченностью, и всем телом и душой, чтобы принести плод, чтобы не быть заживо мертвым, но быть живым и животворящим.

И наконец, притча, которую мы читаем перед самым Великим постом, об овцах и козлищах, о последнем суде. О чем этот суд? Не о том, что мы не имели каких-то великих откровений, а о том, что мы не были просто людьми, не могли сердцем человеческим, плотяньм, живым отозваться на нужды, на горе, на боль другого человека, на грозящую ему опасность. Кто не может быть человеком на земле, тот не может быть человеком и на небе; кто в малом не может быть человеком, тот никогда не вырастет в меру Человека Иисуса Христа.

В этом предупреждение Господне о суде: суд не в том, что Господь придет и это страшно будет, а в том, что Он придет, и будет так жалко и так больно, что мы прожили жизнь, так и не став человеком: по трусости, сонливости, себялюбивой злобе или просто забывчивой беспечности. Суд в том, что мы иногда проживем всю жизнь, не заметив, что она глубока, просторна, что жизнь ключом бьет из глубин Божиих и уносит нас в эти глубины.

Вдумаемся в эти разные образы, опомнимся и станем жить не узкой, бедной жизнью, которая вся заключается в нас самих, а той просторной, глубокой, мощной жизнью, которая покоится в Боге, которая из Него получает источник безграничной силы, и которая нас уносит в вечность, где все имеет свое место, где все получает величие, потому что благодатью Святого Духа, любовью Господней человек может себя перерасти и стать богочеловеком по подобию Иисуса Христа. Аминь.

1970 г. или ранее


Неделя 17-я по Пятидесятнице. Исцеление дочери хананеянки

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Хананеянка, которая приступила ко Христу, моля Его исцелить ее беснующуюся дочь, – язычница: в то время евреи, единственные, кто верил в Единого Бога, не общались с язычниками, сторонились, чуждались их. И вот эта женщина подходит ко Христу: это уже говорит о том, что она в Нем увидела нечто, чего она не видела в других, что она почуяла нечто в Нем: чутьем, сердцем уловила что-то, что внушило ей доверие и сняло с нее страх, что она будет прогнана.

И она обратилась к Нему со словами, которые мы находим также в Евангелии от Марка на устах слепого Вартимея: Иисус, сын Давида!.. Это уже – исповедь веры: конечно, не во Христа как Сына Божия, но во Христа как рожденного от царственной ветви Давида, из которой должен родиться Спаситель мира: Иисус, сын Давида, помилуй мою дочь! Она беснуется...

А Христос идет Своим путем, молча, не отзываясь на ее крик. И ученики обращаются к Нему: Отпусти ее, – она же за нами следует, как бы преследуя нас этим криком надежды и отчаяния... „Отпусти ее” не значит „прогони”: это значит: Неужели Ты не пожалеешь? Она же тоже человек – или нет? Или нам чуждаться таковых? Разве человеческое горе в язычниках не так же страшно мучительно, как и в нас? Отпусти ее с миром...

И Христос говорит: Я не послан ко всем: Я послан к погибшим овцам израильского дома... Хананеянка же отвечает: Господи! Помоги... Она не отвечает на Его замечание, что Он не к ней послан; она просто верит, что Он ее пожалеет; она не спорит; она не утверждает: Как же так, – я тоже человек! – нет, она просто верит... И Христос испытывает ее веру еще раз; Он эту веру, конечно, знал; и хананеянка, верно, знала Его прозрение; но ученикам, вероятно, надо было измерить глубину веры, на которую способен язычник. Он ей говорит: Нехорошо отнять хлеб от детей и отдать псам... Эти слова кажутся такими жестокими, беспощадными; мне кажется, что их можно понять, если представить себе Спасителя, опустившего Свой взор – внимательный, вдумчивый, сострадательный взор – к поднятым глазам этой женщины; она слышала эти слова – как она слышала и другие жесткие слова – но она слышала их, и одновременно видела лик Божественной Любви, обращенный к ней. И она отвечает как бы с улыбкой: Да нет, Господи! Ведь и собаки питаются от крупиц, которые падают со стола их хозяев... Это можно сказать только из глубины веры и из сознания, что жестокие слова не исходят из черствого сердца.

И Спаситель тут, как в других случаях, на веру отзывается любовью и Своей властью целить, миловать и спасать: О женщина! Велика вера твоя! Да будет тебе по желанию твоему. И исцелилась дочь ее в тот час. Здесь мы видим еще и еще раз, что нет предела, нет границ Божию состраданию, что Он не делит людей на верующих и неверующих, на своих и чужих: для Него чужих нет – все свои; но вместе с этим Он и ожидает и требует от нас не легковерия, а истинной веры, готовности довериться Богу, но и готовности пробиться к Богу криком, мольбой, верой. И этому мы должны научиться от хананеянки. Аминь.

11 октября 1981 г.


Неделя 18-я по Пятидесятнице. Чудесный улов рыб

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Сегодняшнее апостольское послание нам говорит, что сеющий скудостью – скудостью и пожнет, а сеющий богато соберет богатую жатву. И вот нам кажется иногда: что мне сеять, – я так убог: как я могу сеять, когда у меня нет ничего, что я мог бы посеять в жизнь вечную, не временное, а вечное?.. И тогда мы должны помнить, что и сеятель земной, который сеет семя в поле, не свое сеет; не он создавал семя, не ему оно принадлежит. Господь создал семя, Господь дал силу, Господь раскрыл поле перед ним, и это семя – Господне семя; оно принесет плод не потому, что сеятель богат, не потому, что он умеет сеять, а потому что он щедро расточает по всему полю то, что Господь ему дает из часа в час. Он не может присвоить себе этого семени, он не может даже почувствовать, что он богат, а только что из его рук льется это семя по лицу земли, и верить, что принесет это семя плод.

И вот, в некоторые мгновения жизни бывает, что сеешь: сеешь от сердца, сеешь с любовью: сеешь, однако, со стесненным чувством, что ты так убог, что давать-то нечего. И вдруг вспомнишь, что Господь – великий Сеятель, что Он семя создал и сеет и дает плод этому семени, и возгревает его солнцем, и взращивает его...

Христос вошел в лодку Петра и повелел ему отчалить от земли, и говорил Он, словно семя лилось и ложилось в души человеческие. Петр тогда не замечал, что творит Господь, но когда Спаситель ему сказал: „Вверзи невод в море”, и когда он собрал столько рыб, что не мог внести улов в корабль, вдруг перед ним встал образ Того, Кто сеял это семя. Здесь как будто притча: Христос сеял слово, и никто не замечал, какое это богатство: но когда Петр извлек множество рыб, он вдруг обнаружил богатство, которое дает Господь, словно семя процвело. И ему стало страшно: Отойди от меня, Господи, я человек грешный, мне страшно стоять с Тем, Кто это может сотворить... Но Христос его успокоил: Не бойся, ты будешь отныне не рыбу ловить, а собирать в невод Господень живые человеческие души, приносить их, извлекать их из бури, для того чтобы они вошли в покой... И Петр все оставил и вместе со своими товарищами пошел за Христом.

Какой нам богатый урок, как это просто! Идти за Христом для нас не значит куда-то уходить, это значит остаться при Нем и так же сеять, как Он сеял, и так же собирать в Царство Небесное, как Он собирал. Сеять, не задумываясь над тем, богат я или беден: была бы любовь – семя даст Господь. И когда вдруг обнаружишь, как страшно наше дело, потому что это самое Божие дело, будем слушать Божие слово: Не бойся: сей: сей открытым, любящим сердцем. Соберешь ты богатую жатву, но и семя было не твое, и жатва будет Господня... Какая радость! Действительно придет время, о котором в Евангелии говорится, что вместе возрадуется и сеющий, и собирающий жатву. Аминь.

1971 г. или ранее


Неделя 19-я по Пятидесятнице. О христианской любви

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

В сегодняшнем евангельском чтении Христос говорит о христианской любви не общими словами, а конкретно и очень просто и доступно. Любовь делается христианской, Божественной, когда человек, любя, забывает себя. Забыть себя до конца дано святым, но любить, не ища награды, не прося, не требуя, не вымогая любви за любовь, не вымогая благодарности за ее проявление – начало христианской любви. Она расцветает в любовь Христову, когда свободный дар любви достигает не только до любимых (это умеют делать все), но до нелюбимых, до тех, которые нас ненавидят, которые нас считают врагами, которые для нас считаются чужими. Если мы не умеем нашей любви распространить на тех, которые нам враги, это значит, что мы еще помним только себя и что все наши действия, все наши чувства исходят от непреображенного еще человеческого сознания, которое находится вне тайны Христа. Мы призваны любить щедрым сердцем, а щедрость, даже природная, заключается в том, что человек жаждет давать, ликует, когда он может отдать не только ему ненужное, но самое ему драгоценное, в конечном итоге – свое сердце, свою мысль, свою жизнь. Мы не умеем любить, но вся жизнь – школа любви, или наоборот, страшное время темного, холодного отчуждения.

И вот Христос нам открывает путь, как научиться любви: каждый раз, как на пути любви я себя самому вспомнюсь, каждый раз, как я встану преградой между своим живым, истинным движением сердца и действием, я должен обернуться к себе и сказать: Отойди от меня, сатана (Мк. 8, 33): ты помышляешь о земном, а не о небесном... Каждый раз, как, проявляя любовь, я буду требовать ответной любви, благодарности за благодеяния, я должен обратиться к Богу и сказать: Прости, Господи, я осквернил тайну Божественной любви... Каждый раз, когда в ответ на чужую ненависть, на клевету, на отвержение, на отчуждение я замкнусь и скажу: Этот человек мне чужой, он мне враг, – я должен знать, что для меня – не только во мне, но для меня самого – закрылась тайна любви, я вне Бога, я вне тайны человеческого братства, я не ученик Христов.

Вот путь; Христос не напрасно говорит, что путь в Царство Небесное – узкий, что врата узкие: очень узок этот путь, очень требовательна заповедь Христова, беспощадно требовательна, потому что она относится к области любви, а не закона. Закон определяет нам правила жизни, но он всегда где-то кончается, и за этим пределом мы от него свободны. Любовь же предела не знает; она требует нас до конца, всецело. Мы не можем только какой-то частью души согреться; если мы это допустим, мы потухнем, охладеем. Мы должны запылать всем нашим сердцем, и волей, и телом, и превратиться в купину неопалимую, в тот куст, который видел Моисей в пустыне, – который горел всем своим существом и не сгорал. Человеческая любовь, когда она не освящена Божественной тайной, поедает вещество, которым питается. Божественная любовь горит, превращает все в живое пламя, но не питается тем, что горит; в этой Божественной любви сгорает все, что не может жить вечно; остается чистое и светлое пламенение, которое превращает человека в Бога, как Ветхий Завет говорит, как Христос повторяет. Будем учиться ценой ожога любви, ценой отвержения от себя, ценой жертвы – будем учиться этой любви. И только тогда сможем мы сказать, что мы стали учениками Христа. Аминь.

28 октября 1973 г.


Неделя 20-я по Пятидесятнице. Воскрешение сына наинской вдовы

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

В чудесах Христовых открывается богатое и изумляющее нас отношение Бога к нашей земле и к нам, людям. С одной стороны, Его сострадание – не только способность любить и жалеть как бы извне, но сострадать вместе с нами, глубже нас (потому что Он бездонно глубок) пережить страдание, скорбь и, порой, ужас нашего земного бытия. В сегодняшнем рассказе мы слышим, что жалко стало Христу этой матери, вдовы, потерявшей единственного сына, жалко, больно, потому что не на то Он творил мир, не на то рождался человек, не на то мать его произвела на свет, чтобы преждевременно он умер. И в этой жалости Христовой, в этом сострадании Христа, способности вместе с нами страдать нашим страданием, открывается одна из сторон Божиего отношения к нам и к миру. Но с другой стороны, все эти чудеса, вся эта забота, тревога о мире не говорят ли о том, что Богу так же дорога земля, как Ему дорого небо? Мы всегда думаем о Боге как бы оторванном от земли, о Боге небесном. Но это неправда: земля Ему бесконечно дорога.

Один из отцов Церкви говорил, что имя „Отец” более значительно и более правдиво говорит о Боге, чем слово „Бог”, потому что слово „Бог” указывает на различие, на расстояние, на то, что мы и Он разделены – природой, святостью; в слове же „Отец” указывается близость, родство.. И вот во Христе, Христом, нам Бог открывается как Отец. Ничто земное Ему не безразлично, не чуждо. Он создал небо и землю равно, Он равно живет земной и небесной жизнью. Сначала творческой любовью и водительством, а затем и самим воплощением Слова Божия земля и небо соединились, Бог и тварь стали родными друг другу, мы стали для Бога своими и Он для нас стал свой. Христос по человечеству нам родной, Он нам брат, и отношение Божие к земле должно быть и нашим отношением: зоркой, зрячей любовью должны мы вглядываться в судьбу земли. Дела Божий на земле превосходят все, что мы можем совершить, все, что мы можем надеяться сотворить, и однако, в нас и через нас Он творит дела поистине Божественные.

В сегодняшнем рассказе мы слышим, как Спаситель воскресил, вернул к жизни земной, включил в земную трагедию и радость человека, который прошел через нее и теперь от нее почил. Он вернул человеку жизнь – временную, бурную, сложную, чтобы он в этой жизни творил: не просто прозябал, а творчески жил и действовал. Нам тоже дано, если только мы этого захотим искренним сердцем, если мы только приложим к тому творческое и, порой, крестное усилие, возвращать к жизни людей, которые для этой жизни умерли, людей, которые потеряли надежду и продолжают существовать, но больше не живут, людей, которые потеряли веру. в Бога, веру в других людей, веру в себя, и которые живут во мраке и отчаянии. Нам дано возвращать к жизни тех, которые жизнь потеряли, для которых осталось одно мертвое, серое, тусклое существование. Этим мы действуем вместе с Богом: и вернуть человеку веру в себя, веру в человека, веру в Бога, веру в жизнь так же важно, как его вернуть к жизни, подобно тому, как совершил чудо Христос. Аминь.

15 октября 1972 г.


Неделя 21-я по Пятидесятнице. Притча о сеятеле

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Два раза говорит Христос в прочитанном сегодня отрывке о слышании: „имеющий уши слышать да слышит” и „внемлите, как вы слышите” – то есть обратите внимание, поставьте перед собой вопрос о том, как вы слышите слово Божие.

Божие слово мы слышим из года в год в Евангелии, читаемом в церкви, мы сами читаем его изо дня в день; что же мы услышали в этом евангельском чтении? Мы встретили Бога и поверили в Него; мы встретили Господа нашего Иисуса Христа, мы назвались Его именем, христианами: но какие плоды принесли мы? Мы знаем Бога, – знаем, что Бог есть Любовь, любовь неистощимая, любовь бездонная, любовь крестная, такая любовь, которая себя отдала на полное растерзание и беззащитность, чтобы нас спасти. Разве мы похожи на Того Бога, в Которого мы верим? Если мы верим в любовь, если любовь – последнее и все, что составляет смысл жизни, – можем ли мы сказать, что мы эту благую, спасительную весть о любви услышали не только слухом, но и умом, и сердцем? Услышали сердцем так, чтобы загореться любовью, услышали умом так, чтобы постоянно ставить себе вопрос: слова, которые я говорю, мои действия, поступки, моя жизнь в целом – выражают ли любовь или являются отрицанием всей моей веры?.. Потому что если мы не воплощаем любовь в жизнь, то наша вера только на словах.

Перед тем как произносим Символ веры, поем „Верую...”: мы призваны вспомнить об этом: Возлюбим друг друга, чтобы единым сердцем исповедовать Отца и Сына и Святого Духа... Если мы друг друга не любим внимательно, вдумчиво, творчески, жертвенно, когда это нужно, и радостно, – то, когда мы произносим эти слова о Троичном Боге, Который есть Любовь, мы не веруем, мы только притворяемся.

Поставим же перед собой этот вопрос со всей остротой, со всей серьезностью: богоотступник не только тот, кто отрицает существование Бога, нехристь не только тот, кто отметает Христа как своего Спасителя. Мы можем быть еретиками, нарушителями и попирателями веры, если ничем наша жизнь не свидетельствует, что Бог-Любовь зажег нашу душу новой, сверхземной любовью, что Он нас научил любить так, как на земле научиться нельзя, как можно научиться только от Бога... Поставим этот вопрос, и ответим на него дерзновенно, смело, радостно, не словами, а жизнью: и тогда жизнь наша расцветет, когда осуществится то, что нам обещал Христос, когда говорил: Я принес вам жизнь, жизнь с избытком – такую полноту жизни, какую земля не может дать. Аминь.

28 октября 1979 г.


Предыдущая глава  | СОДЕРЖАНИЕ | Следуюшая глава


Электронная библиотека "Митрополит Сурожский Антоний"
Telegram-канал "Антоний Сурожский. Проповеди"
Книги Митрополита Антония Сурожского на OZON
 

/ Рейтинг@Mail.ru