Во имя Отца и Сына и Святого Духа.
Мы сегодня вспоминаем евангельский рассказ о мытаре и фарисее. И
если попробовать свести весь смысл Христова ответа на то, как себя
держали, как о себе думали и как думали о других эти два человека,
можно бы вспомнить слова Ветхого Завета: Чадо - дай Мне твое
сердце, все остальное Мне все равно принадлежит…
Это ответ и фарисею и мытарю. Мытарь пришел с разбитым от стыда
сердцем, он не умел жить достойно того, чему его учили. Он не умел
жить так, чтобы себя уважать, не говоря уже о том, чтобы
стяжать уважение других, и еще меньше - быть способным стать перед
Богом с чувством собственного достоинства.
А фарисей - он вошел в храм в уверенности, что имеет право туда
войти: он исполняет все правила, он достоин Бога, он заслуживает
даже Его уважения.
И вот эти два человека стояли перед Богом, и Христос обоих
их принял. Он не отверг фарисея, Он как бы оплакивал его. Ему
стало жалко этого человека, который не понял, что весь
смысл жизни собственной, жизни церковной, жизни людской в том,
чтобы люди любили друг друга. Но для этого надо сначала свое
сердце подарить Богу. Потому что в своем собственном человеческом
сердце сил на то, чтобы любить тех, которые тебя оскорбляют, тех,
которые тебе чужды, тех, от которых у тебя чувство отвращения,
никогда не найти. Но если твое сердце подарить Богу, если твое
сердце открыть Ему так, чтобы в нем жила Божия любовь, тогда можно
принимать друг друга, принимать ближнего своего, и фарисея, и
мытаря.
Мы приходим в храм; мы не можем хвастаться тем, что мы соблюдаем
все правила церковные, что мы можем стать перед Богом и сказать: я
перед Тобою стою с достоинством. Мы можем войти и сказать:
Господи, я знаю, каким я должен бы быть - и я не таков;
прости! Прими меня... Пощусь я или не пощусь, даю ли я милостыню -
это ничто по сравнению с тем, что я должен был бы сделать, то есть
Тебе дать мое сердце, чтобы Ты преисполнил его
любовью, и чтобы эта любовь потоком лилась на людей вокруг меня...
И мы не можем даже стать, как мытарь, перед Богом; мытарь не смел
даже войти в храм, потому что храм для него был
пространством, которое всецело принадлежало Богу; ему там места не
было, как ему казалось. А мы - как мы входим в храм? Разве мы
останавливаемся у притолоки для того, чтобы сказать: Господи,
позволь мне войти в эту область святости, в эту область, которая
выделена из всего мира для того, чтобы быть Твоей областью… Мы
приходим "к себе" в храм, мы идем к свечному ящику, но
останавливаемся ли мы для того, чтобы сказать: Господи! Права у
меня никакого нет здесь быть, но Ты меня принимаешь всей Твоей
непостижимой любовью.
Вот будем приходить в храм с таким чувством; отдавать свое сердце
Богу с тем, чтобы Он это сердце наше исполнил, отдавать
свою жизнь друг другу для того, чтобы Христос мог сказать: Да, Я
не напрасно жил, Я не напрасно умирал, эти люди поняли, что значит
Моя заповедь “любите друг друга также как Я вас возлюбил”. Аминь. |