О ПРОЩЕНИИ

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

В одном из своих послани й апостол Павел нас призывает принимать друг друга так, как нас принял Христос. И я хочу обратить ваше внимание на две вещи. Во-первых, Христос нас принимает без разбора. А во-вторых, Он принимает нас и не требует отчета, не ставит нам условий. И эти две вещи мы не умеем делать и в этом мы так непохожи на Христа, Которого мы называем Своим учителем и наставником.

Христос умеет прощать, но прощать не так, как прощаем мы. Вспомните притчу о блудном сыне. Слова сына: «Отче, дай мне теперь то, что мне бы пришлось получить после твоей смерти», в сущности , значат: «Старик, ты зажился на земле, твоя жизнь мне не нужна, она мне только помеха. Сговоримся: умри! Сойди с моего пути, я забуду о тебе и буду жить, как будто тебя больше нет ». И после этих слов он уходит. И приходит время, когда он испытывает на себе точно то, что совершил сам над отцом : пока у него было богатство, люди его любили, его окружали . Когда он оказался обездоленным, люди без единого слова ему сказали то же самое, что сказал он отцу: «Теперь ты нам не нужен. Ты для нас никакого значения никогда не имел, только то было важно , чем мы могли от тебя поживиться ». И когда он это понял, тогда действительно до него дошло на опыте, что он сделал над отцом , о н вошел в себя, покаялся и пустился в путь. И он готовил целую исповедь: «Отче, я согрешил против неб а и перед тобой , я больше недостоин называться твоим сыном; но прими меня хотя бы как одного из твоих наемников ». И шел он, и шел он к отцу, называл его отцом, хотя з нал, что недостоин быть сыном.

Но смотрите, что сделал отец: когда сын еще был вдали, отец его увидел и не стал его ждать у дверей, не стал выжидать момента, когда тот в стыде, в позоре, в покаянии бросится к его ногам, признается во всем, не стал ждать его унижения для того, чтобы великодушно его простить, и «на пробу», как мы это делаем часто, его принять. Он побежал навстречу; он обнял сына раньше, чем тот одно слово сказал . И когда сын начал говорить, он ему дал сказать только начало: «Отче» — да, он признал, что у него есть отец, хотя он над ним совершил нравственное убийство: сойди с моего пути, чтобы тебя не было... он дал ему сказать: «Я согрешил на небо и перед тобой» — это правда; «я недостоин называться твоим сыном» — тоже правда; но тут его отец остановил; потому что недостойным сыном он ему мог быть, а добрым наемником — никогда . Отец остается отцом , он никогда по отношению к нам не согласится стать хозяином. Вот как принял отец блудного сына: достаточно было того, что сын вернулся, чтобы отец по верил искренности его раскаяния.

Не так мы поступаем. Мы требуем извинения, мы требуем полного признания . Мы говорим, что еще посмотрим: «Я тебя обратно возьму на пробу» — другом, мужем, женой… Не так поступает Христос . Он не требует ни одного слова о том, что было на стране далече . Ему достаточно: ты пришел, ты вернулся — значит, всё, что было тогда, это было кошмар, это было сон . Мы теперь проснулись , мы теперь в жизни, а не в безумном сне.

Часто, когда мы думаем о прощении, мы говорим — вот, я прощу; как бы мне забыть? Не надо забывать! Если бы мы могли забыть то, что случилось, мы непременно вернулись бы к тому, что было. Надо помнить; но не той злой памятью, которой мы помним. Мы помним: вот человек, с которым мы теперь примирились, однако в наших отношениях где-то еще трещина , где-то возможна неправда, где-то теснится возможность ссоры. Не так надо помнить. Надо помнить, что если человек против нас согрешил, значит , он в чем-то слаб, значит, где-то он уязвим и человеческими отношениями, и бесовским воздействием . Вот это надо помнить, чтобы изо всей силы и ценой собственного покоя, собственного благополучия его защитить от этого, не вспоминать ему, что было, а помнить, что здесь у него слабое место, и его целить и защищать.

Если бы мы могли так прощать, то мы прощали бы крепко и навсегда. Мы не прощали бы в надежде, что человек переменился , а прощали бы для того, чтобы , окутанный поддержкой и укрепленный любовью, он мог перемениться, если Бог даст. Мы его приняли бы не потому, что он унизился перед нами, а просто потому, что он к нам пришел, проявил это смирение и доверие. И наконец, мы помнили бы, помнили бы с болью душевной, чт о случилось, чтобы никогда больше этого человека не поставить в то положение, в котором о н споткнулся, пал и разбился.