3-я международная конференция, посвященная наследию митрополита Антония Сурожского

Протодьякон Петр Скорер

Община – храм – Царство Небесное

«Церковь может быть Богочеловеческим обществом, конечно, не потому что мы – богоизбранные или открылись Богу, или подвигом всего существа делаемся близкими, сколько-то достойными Божией любви. Церковь – Богочеловеческое общество, потому что первый Член Церкви – это Богочеловек Господь наш Иисус Христос...

Церковь является тем Богочеловеческим обществом, в котором живет полнота Божества и человечество и в святости своей, и в подвиге своем, и в греховности своей».

Что еще можно добавить к тому, что уже говорено на всяких съездах, конференциях, симпозиумах и что уже написано?

Читайте, слушайте его. Ведь митрополит Антоний говорил прямо и просто, обращаясь к каждому человеку в отдельности, и обращался к каждому сердцу. Слушайте, читайте и поступайте так, как он этого желал. Как будто нет ничего проще.

И о чем он говорил? О любви Божией, о встрече с Богом, о том, что Бог стал человеком, чтобы человек мог стать Богом. И это было не отвлеченное богословствование, а эмпирическое, экзистенциальное откровение, дарованное ему самим Господом в юности.

Мне кажется, глядя на жизнь этого замечательного человека, что он видел свое призвание передать другим людям свой опыт, и говорить об обожении не только отдельного человека, но и той человеческой общины, которую мы называем Церковью.

Мне хотелось бы попытаться обсудить, как это у него осуществлялось, как на протяжении своей жизни он пытался претворить в реальную жизнь этот идеал.

Можно, вероятно, совсем искусственно, как любая схема, разделить этот путь на три стадии.

Во первых: митрополит Антоний как отдельная личность, как человек, и как член своей семьи.

Во вторых: как молодой приходской священник,

и в третьих: как епархиальный архиерей.

Владыка был удивительно скрытным человеком, что может многих удивить, так как при других он всегда казался открытым, его любящая душа как бы светилась, его взгляд был полон любви. Но про себя он говорил только то, что ему казалось нужным для проповеди. Рассказы про детство, несчастная, бедная жизнь русского мальчика в эмиграции в Париже, про чуть ли не фанатическую любовь к родине, где он не родился. Мудрые слова отца, которые так много для него значили.

Но нам нельзя забывать, что в каком-то отношении, маленький Додик был глубоко несчастным ребенком. Родители разошлись. Его мать была нелегким человеком. Отца он не так часто видел. Они принадлежали к той части русской эмиграции, которые мало общего имели с Церковью. Владыка сам подчеркивал чувство отчужденности жизни в чужой и негостеприимной стране.

Мы все помним его рассказ о том, как он юношей, в 14 лет решил, что если в течение года не найдет смысл жизни, то покончит с собой. И такое решение свидетельствует не только о решимости и силе характера молодого мальчика, но и говорит о том глубоком отчаянии, в котором он находился в то время. Но об этом, о несчастливой семейной обстановке и о других причинах, он мало рассказывал. Нам он описывает только ту картину, которая необходима, чтобы передать слушателю потрясшее его явление Спасителя во время чтения евангелия от Марка. Он к этому возвращается постоянно, повторяет всю жизнь.

Вы, может быть, не знаете те прошения в сугубой ектeнии про Россию, которые он до конца жизни употреблял. Четвертое из них начинается со слов 'Якоже некогда гонителя верных Твоих, Савла, Апостолом Твоим Павлом дивно соделал еси...' . Насколько он себя считал 'гонителем' — я не знаю. Мы знаем, что в церковь ходить он не любил, и что он обнаружил простое средство, чтобы не долго стоять в церкви. Если на голодный желудок глубоко вздохнуть ладаном, можно заставить себя упасть в обморок! Но он не дает на секунду сомневаться в том, что встреча со Христом, 'дивно соделала Андрея в апостола Антония'.

Он нам мало говорит о подвиге, о молитвенном правиле, о посте, о внутренней работе над собою первые годы после этой встречи, после его обращения ко Христу, к Церкви. Он принимает тайное монашество, и не совсем ясно, почему этот постриг должен был быть 'тайным'. Тайное монашество не обычно в православной традиции, и во Франции не было гонения на христиан. Отчасти, я так думаю, причины были семейные — любящий сын не хотел ничем причинить боль матери. Для человека, у которого не было большой, близкой семьи, митрополит Антоний мама была все. И надо сказать, что никакой тайны в этом монашестве не было, для тех, кто его хорошо знали. Как мне рассказывала Татьяна Борисовна Бер, 'мы все знали, ведь он не скрывал, и всем было виден под белой рубашкой параман'.

Этот первый этап в жизни митрополита Антония можно видеть как подготовительный. В течении каких-то 22-24х лет идет интенсивная работа над собой. Школа, университет, медицина, война, работа врачом в послевоенном Париже, это не короткий срок. Это время, когда мы не видим особенно близких, с небольшими исключениями, людей. Нет активной приходской жизни. Нет общины.

И вот наступает второй этап в его жизни, его приезд в Англию и начало его служения как приходского священника в нашем небольшом приходе в Лондоне в 1949. Я говорю наш, так как это был приход, в которой ходила наша семья — бабушка, мама, и мы с братом. В то время было два храма. Домашний, в Upper Addison Gardens, и большой храм Апостола Филиппа на Виктории. Служили поочередно, одну неделю в домашнем храм, а другую в храме св. Филиппа, которую мы делили с заграничным Синодом. Приход был небольшой, около ста человек. Англия после революции не принимала русских беженцев, и только те, кто имел британское гражданство или семейные связи, пускался. Приход до 1945 года был под Митр. Евлогием, но вскоре после окончания войны, Митр. Николай Крутицкий (Ярушевич) приехал с делегацией в Англию и убедил о. Владимира Феокритова, который тогда был настоятелем, перейти под Москву.

Как настоятель, приходской священник отец Антоний сразу начинает работать над созданием близкой, тесной общины. Кроме богослужения, он начал издавать приходской вестник, открывает воскресную школу, куда я ходил. Собирает прихожан на регулярные беседы. Через некоторое время понимает, что многие не говорят по-русски. Сам учиться английскому — сколько у него анекдотов на эту тему — и начинает вести английский кружок. Когда храм св. Филиппа закрылся в 1953, так как он был в аварийном состоянии и только временно был предоставлен православным русским Англиканской Церковью, приход собирался каждое воскресенье и на праздники в малом домашнем храме. Но места для всех уже не хватило, стояли в коридоре, на лестнице, а на Рождество и Пасху праздновали в местном англиканском храме.

Отец Антоний решается на очень смелый шаг: принять и взять на себя и на ответственность прихода новый, огромный храм. И это уже говорит о том, что за небольшое время, всего за семь лет, он считает, что приход достаточно созрел, чтобы пойти на такой шаг. О приобретении нового храма он часто рассказывал, и повторять здесь излишне. Но что мне хотелось бы здесь подчеркнуть: небольшой приход теперь стал настоящей общиной, где не только молились в храме, но встречались, делились, знали друг друга. Вскоре после этого состоится его хиротония во епископа Антония Сергиевского (1957).

Этот период совпадает с проповеднической деятельностью, и его аудитория не только приход, но одновременно и вся Великобритания и Россия. Начинается рост прихода с появлением англичан, услышавших его голос по радио, увидевших его по телевизору и на многих беседах и публичных лекциях. Появление многих новых англоязычных прихожан положило начало служению на двух языках. Приход растет, и не разделяется на две группы — англоязычных и русских, а существует как единая община.

Дети, которых было немного, когда он приехал в Лондон — нас было человек 20 в воскресной школе — подрастают, и с его благословения начинаются детские лагеря. Сперва небольшая группа присоединились к уже существующим лагерям во Франции (1956-7), но скоро начали устраивать свои лагеря в Уэльсе. Главным организатором была Татьяна Борисовна Бер, Татиша, как ее все знали. На фотографиях вы видите митрополита Антония в шортах, играющим в волейбол, проводящим беседы, участником спектаклей. Эти лагеря продолжают работать и по сей день.

Начинают и появляться и новые приходы, и новые священники. Уже существует новая епархия — Сурожская. И здесь, можно сказать, начинается третий и последний этап, и новые вопросы, и новые проблемы. Если митрополиту Антонию удалось создать из своего прихода общину, то как собрать и создать единую, уже не малую, а крупную епархию?

Я хочу здесь отметить два самых главных момента в созидании епархии. Было несколько приходов, самый большой — Лондонский, потом Оксфорд, Бристоль, и другие намного меньшие, разбросанные в разных частях Британских островов. Более активные члены приходов иногда встречались на других съездах, как например, содружества свв. Албания и Сергия. Встречались раз в год, на праздник Успения в соборе. Мы обратились к Владыке с предложением: почему бы и нам не устроить съезды для православных. Это дало ему идею начать наши епархиальные конференции. Приезжали со всех приходов, со всей Англии, приглашали прекрасных докладчиков. Но главное слово всегда были выступления Владыки. Было всем абсолютно ясно, что эти встречи для него были невероятно важными, они давали ему возможность обратиться ко всей своей пастве. Было глубокое чувство единства, и Божественная литургия на съездах становилась действительно пиром любви.

Вторым моментом было создания епархиального собрания и работа над новым Сурожским уставом. Об этом он тоже сам много рассказывал, и нет нужды здесь повторять прекрасный анализ, сделанный на этой конференции четыре года назад Еленой Владимировной Беляковой. Встреча всего духовенства с избранными представителями из всех приходов, совместное обсуждение нового устава и большого круга вопросов относящихся к жизни епархии. Помимо епархиальных собраний, которые проводились два раза в год, Владыка собирал отдельно все духовенство. Взаимно решались пастырские проблемы, обсуждались вопросы священников.

Вот, в таких общих чертах, Владыка Антоний старался создать богочеловеческое общество. Зная прекрасно все наши слабости, раздоры, отсутствие взаимной любви — а как часто он об этом говорит в своих проповедях, и зовет к такой любви, — тем не менее создавал настоящую Церковь.

Нельзя не сказать еще одно. Для него было огромной трагедией раздоры и распря в своей епархии последние два-три года своей жизни. Но об этом еще рано говорить.

Все из нас, собравшиеся здесь в память владыки Антония, имеем свое представление об этом человеке. У каждого есть свое любимое место, цитата, рассказ или наставление. Может быть, потому что он так часто их повторял, мне всегда помнятся две цитаты. Первая, Иринея Лионского: 'Бог стал человеком, чтобы человек мог стать Богом'. И вторая, как древние язычники, глядя на христиан первых веков, говорили: 'Смотрите, как они любят друг друга!'. Те из нас, кто ходили к нему на исповедь, никогда не забудут, как он произносил слова 'Се чадо, Христос невидимо стоит...'. И невольно вспоминаем, как пред ним, в 14-летнем возрасте, невидимо встал Христос.

Пока перед нами всеми, в центре нашего личного духовного опыта, в наших семьях, в нашем приходе, в общине стоит Христос, мы можем повторить слова Владыки: Церковь — Богочеловеческое общество, потому что первый Член Церкви — это Богочеловек Господь наш Иисус Христос...