Человеческую жизнь можно
рассматривать в разных аспектах. Самый важный из них
– это отношения человека и Бога. Эти отношения
невероятно богаты; до конца истории именно они
останутся центром жизни человека, никогда не будут
исчерпаны, никогда не будет ничего глубже и
интереснее их. Со стороны человека они выражаются в
поисках Бога, в вере, в познании Бога, часто – в
недоумении перед путями Его, нередко – в претензиях
Богу, в спорах с Ним, наконец, в детском предании
себя Богу в любви и совершенном на Него уповании. Но
эти отношения – не просто поиски человека; самое
драгоценное в них – что они всегда двусторонни.
Господь неизменно откликается на всякое движение
души к Себе, и человек, ищущий Бога Живаго, знает и
чувствует Его неизреченную любовь и милосердие и
может засвидетельствовать, с каким уважением и
принятием Бог относится к нему. Очень важной
составляющей этих отношений является то, что Бог –
наш великий и заботливый Учитель и Педагог. Он не
хочет, чтобы мы были какими-то Его механическими
игрушками; весь опыт духовной жизни говорит о том,
что Бог в течение всей жизни учит и воспитывает
человека и постоянно ставит перед ним то или иное
задание. Многие люди не понимают двусторонности этих
отношений; для них религия – это некие односторонние
усилия, внутренние или внешние, с надеждой на то,
что в их земной жизни всё будет хорошо, ну и в
будущем они получат обещанное в Священном Писании
воздаяние. Чтобы узнать и почувствовать эту
драгоценную двусторонность, как раз и нужно
постоянно видеть задание Божие по отношению к себе –
и не только к себе, но и по отношению ко всей
Церкви. Давайте и попробуем поразмышлять о том
задании Божием, которое Он ставит перед Своей
Церковью сегодня.
1. Не будем заходить далеко в
историю – хотя, конечно же, тут самое пристальное
внимание нужно было бы уделить двум эпохальным
событиям: разделению Церкви в XI
веке и Реформации в Западной Церкви
XVI века. Но это нуждается в особом
рассмотрении, далеко выходящем за формат доклада,
поэтому ограничимся взглядом на XX
век. Что мы видим?
Мы видим, что в XX
веке как будто убираются, одна за другой, все
внешние подпорки, на которые традиционно, веками и
тысячелетиями, опиралась Церковь. В ХХ веке с лица
земли исчезли все европейские империи, которые так
или иначе строились на христианстве, получали от
него свою легитимизацию и в свою очередь в той или
иной мере покровительствовали и защищали Церковь.
Российская, Австро-Венгерская, Германская империи
разрушились, а Британская империя, формально
оставшись, одну за другой отпускала свои колонии.
Всё больше набирал обороты процесс секуляризации –
явление сложное, неоднозначное, на мой взгляд,
отнюдь не только отрицательное. В контексте нашего
рассуждения секуляризация – это прежде всего отъятие
таких церковных подпорок, как традиционный уклад
жизни, внешняя обязательность Церкви и религии
вообще и т.п. Кроме того, очень важно здесь то, что
уровень социальной защищённости людей в западной
цивилизации всё более и более повышался и
совершенствовался. Это привело к тому, что многие
внешние функции, традиционно свойственные Церкви, от
неё отпали. Если раньше тяжело заболевшему человеку
не оставалось ничего другого, как заказывать
молебны, то теперь он прежде всего обратится к
качественной медицине. Если раньше социальное
призрение и защиту люди могли получить
преимущественно у Церкви, то теперь эти функции
взяло на себя общество и государство. Образование,
искусство – всё вышло из подчинения Церкви и
существует уже давно само по себе… и так далее.
Таким образом, мы видим, что для людей отпадает
всякая внерелигиозная мотивация для пребывания в
Церкви – и это явилось следствием именно процесса
отъятия от Церкви её традиционных внешних подпорок.
2. Обратимся теперь от
общеевропейских тенденций к нашим внутренним
проблемам. В последние годы в нашей церковной жизни
ясно выявилась одна вещь, требующая, на мой взгляд,
самого пристального внимания. Я писал в своё время
об этом и даже придумал термин «расцерковление» –
имея в виду пастырский и педагогический аспект дела.
Что же это за явление?
В конце 80-х – начале 90-х годов
прошлого века в Русскую Церковь вошло множество
людей, которые к настоящему моменту уже прошли
длительный путь внутри воспрянувшей, предоставленной
самой себе Церкви, освобождённой от гонений и
притеснений; мало того, выросло новое поколение
церковных людей. И вот через 25 лет церковной
свободы нередко начинает обнаруживаться, что если
серьёзно и длительно сосредотачиваться на церковной
жизни, то со временем в ней что-то перестаёт
«срабатывать». Христиане перестают видеть смысл в
постах, богослужениях, правилах, обрядовых и прочих
церковных предписаниях etc. –
и это не какое-то «искушение», а действительно
перестают, то есть всё это перестаёт питать души,
оказывается исчерпанным, пройденным. Христос, так
ярко вошедший в жизнь при начале воцерковления,
скрывается и заслоняется церковной субкультурой.
«Пробиваться» ко Христу становится всё труднее и
труднее. Прямой зависимости между хождением в
церковь, молитвословием, постами, выстраиванием
православного обихода и т.п., и жизнью во Христе не
оказывается.
Складывается такое впечатление, что
наше поколение, пройдя через опыт этой
четвертьвековой церковной жизни, испробовав многие
пути – и традиционные, как, например, монашество; и
те, которые принято именовать «модернистскими», как,
скажем, общинность или евхаристичность – столкнулось
с неким следующим этапом «отъятия подпорок» у Церкви
– но теперь уже не внешних, а внутренних.
3. Как это объяснить? как об этом
судить? как к этому относиться? Можно, конечно,
искать здесь действия разнообразных внешних и
внутренних врагов. Но гораздо плодотворнее –
посмотреть: а что через такое положение вещей хочет
от нас Господь? какое задание Он ставит нам в этих
обстоятельствах?
Чтобы ответить на этот вопрос, мне
хочется вспомнить – назовём его так – «принцип
лодки», о котором говорил С.С.Аверинцев. А именно:
если человек видит, что все, находящиеся в лодке,
сгрудились на одной её стороне, он просто обязан,
ради сохранения всех, кто в лодке, перейти на другую
сторону, чтобы уравновесить лодку. Спрашивается: на
какой стороне сегодня явный перевес? Мне
представляется, что, стараясь осмыслить те проблемы
«отъятия подпорок», на которые я указал, Церковь
сегодня пытается вернуть свою жизнь в прошлое.
Акцент здесь ставится на исторических, социальных и
культурных традициях Церкви, возврат к которым и
явился бы решением вышеозначенных проблем. Таким
образом, происходит некая, если можно так
выразиться, «пере-историзация» Церкви, и на второй,
а то и на третий план сравнительно с апелляцией к
истории, культуре, традиции etc.
оттесняется собственно духовное и вечное содержание
христианства – непосредственная духовная
христианская жизнь, сущностная внеисторичность этой
жизни, когда Христос выводит человека из-под стихий
скоромимопреходящего мира сего, когда жизнь во
Христе происходит для христианина здесь, сейчас и
независимо ни от чего, ни от истории, ни от
культуры, ни от каких бы то ни было внешних
факторов. То есть, иными словами говоря, наша лодка
накренена сегодня в сторону некоторого выпячивания
роли внешнего, земного, исторического проявления
Церкви в ущерб её пониманию (и практическому
осуществлению) как Тела Христова.
Прежде чем продолжить, я хотел бы
особо подчеркнуть замечательное свойство,
«доброкачественность» «принципа лодки»: в лодке
невозможно что-то вовсе отменить. Невозможно вовсе
упразднить второй борт. Не случайно с древних времён
одним из символов Церкви является корабль, лучшее
состояние которого – равновесие. Так же, как нельзя
всем переходить только на борт истории и традиции,
оставляя без внимания вышеисторическую,
вышекультурную и вышетрадиционную суть, так же
нельзя и отрицать историческое и культурное значение
Церкви, создавшей великую христианскую цивилизацию,
плодами которой мы питаемся до сих пор. Поэтому,
сказав о некоем сегодняшнем перевесе в сторону
институциональности Церкви и об ослаблении внимания
к духовной её стороне, нужно сказать несколько слов
и о норме этой самой институциональности.
4. Как, собственно говоря,
соотносится мистическое, внеисторическое, обращённое
к каждому человеку Тело Христово и внешняя церковная
институциональность? Здесь сразу нужно отметить, что
под «внешней институциональностью» я понимаю отнюдь
не только не структуры административного церковного
управления, но прежде всего как раз исторически
сложившиеся традиционные формы проповеди слова Божия
и преподания Таинств, богослужения, канонической
церковной дисциплины и т.п.
Такой «точкой соприкосновения», если
смотреть с позиции именно христианской духовной
жизни, является личное богообщение – и ничто, кроме
него. Богообщение – это акт, и одновременно процесс,
соединения человека с Богом во Иисусе Христе Святым
Духом. Здесь, в этой «точке богообщения», человек
самим фактом такого единения становится членом Тела
Христова. Это единственное в своём роде внутреннее
мистическое действие и составляет суть Церкви.
Из этого очевиден принцип всякого
церковного действия. Он заключается в следующем. Акт
/ процесс богообщения не прирождён человеку.
Богообщение входит в него, согласно Писанию, как
сверхприродное явление (Ин. 3, 3), возрастает и
укрепляется в нём на протяжении всей его жизни (Мф.
13, 31-32; 13, 33; Фил. 3, 12-14), под определёнными
условиями (Мф. 19, 17), охватывая человека во всей
его целостности (1 Фесс. 5, 23). Поэтому богообщение
нуждается в некоем «обуславливании», начале,
«обставлении», взращивании и охранении. На этом,
собственно, и зиждется церковная
институциональность, то есть внешнее оформление и
выявление Церкви, а именно: приобщать богообщению,
создавая условия для жизни человека во Христе. Вот –
задача земной Церкви. Для того чтобы возвестить
человеку дар богообщения, Церкви вручено Слово
Божие. Для того чтобы вложить в человека семя
богообщения, чтобы охранять и взращивать его, Церкви
даны Таинства. Для того чтобы человек мог знать, как
ему правильно распорядиться полученным даром
благодати и должным образом действовать, идя по пути
следования Христу, в Церкви содержится опыт
богообщения всех христиан, опыт веры, действующей
любовью (Гал. 5, 6), что составляет Священное
Предание. Только из приобщившихся Христу личностей
созидается церковная община – и никак не наоборот.
Только личное соединение со Христом, и во Христе –
со всеми членами Церкви, одушевляет Евхаристию.
Только лично живущие во Христе люди создают великую
историю и культуру.
Итак, мы видим, что корень церковной
жизни – это личное богообщение, а всё, что есть в
Церкви, только лишь средство для этого. В условиях
падшего несовершенного земного бытия нередко
происходит так, что средство выходит за свои рамки,
стремясь стать целью, чем-то самоценным. Этого не
избегает и церковный корабль в своём странствовании
по волнам житейского моря. И сегодня, как мне
представляется, очевиден – о чём я уже сказал – крен
в эту сторону «пере-историзации» и
«пере-институционализации» Церкви, простите за такие
корявые слова. Но так как всякая церковная
институция существует только ради богообщения, то из
этого видно и задание Божие, находящееся на другой,
почти оголившейся части лодки – христианский,
свободный, ответственный, зрелый, взрослый
персонализм.
И здесь получают оправдание те
исторические процессы, о которых мы говорили
вначале. Любая убирающаяся подпорка из-под здания
институциональной Церкви – будь то покровительство
империи, или многовековая традиция жизни, или те или
иные элементы церковной субкультуры – должна
замениться внутренним содержанием. И особенность
сегодняшнего момента – в том, что посредством
обрушения подпорок, о котором мы ведём речь,
становится ясно видно, что именно хочет Господь от
Своей Церкви: чтобы она повзрослела, пришла не во
вчерашнюю или позавчерашнюю, но сегодняшнюю меру
совершенства и стала не только лишь внешним
сообществом людей, связанных историей, традицией,
культурой и церковным обрядом, но прежде всего
духовным союзом зрелых христианских личностей, живым
и действенным Телом Христовым.
5. Такой христианский персонализм
требует, конечно же, соответствующего церковного
воспитания. Я много писал о нашей главной, на мой
взгляд, сегодняшней проблеме – о недоразвитости и
несформированности церковной педагогики, когда опыт
обрядового воцерковления становится у нас нормой
всей христианской жизни, когда растущему и
взрослеющему христианину не предлагаются дальнейшие
шаги в христианской жизни. А при этом у людей
существует огромная жажда Слова Божия; только
удовлетворяют её прежде всего не слова, а образ и
образец жизни.
И, собственно, я и подошёл тут к вл.
Антонию. Я не процитировал ни одного его
высказывания – но я хотел бы особенно подчеркнуть
пример его жизни. Вл. Антоний и являлся образцом
того христианского церковного персонализма, о
котором я говорю. Он воспринимал и переживал
Евангелие непосредственно и лично – «надмирно», если
хотите, а не только лишь исторически, культурно и
традиционно. Будучи епископом Церкви, а
следовательно, вполне институциональным её
служителем, он приводил людей не в какую-либо
субкультуру, а к Богу и к самим себе во Христе,
являя Церковь именно как Тело Христово, как Царство
веры и любви, мира и простоты, как вневременное и
уже отчасти данное человеку Царство Божие. Здесь
усматривается и практическое следствие, можно
сказать, «общественное действие» этого христианского
персонализма: в лице вл. Антония Церковь образцово
осуществляла и свою институциональную задачу –
чистого возвещения Слова Божия и правого
употребления Таинств по установлению Христову, и всё
это не как цель, не само по себе, но в качестве
богоустановленного средства для стяжания каждой
личностью богообщения, жизни во Христе.
Итак, воспользовавшись примером
жизни вл. Антония, его пониманием и проживанием
православной церковности, мы сможем увидеть задание
Божие в наших сегодняшних обстоятельствах. А увидеть
Бога, прикоснуться к Нему, пусть даже и когда Он
ставит перед нами сложные задачи и даже и наказывает
нас – это всегда радость и счастье. Если же мы
обретаем эту радость посредством примера вл. Антония
– это значит, что он и до сих пор продолжает
совершать своё пастырское служение, являя ту
церковную педагогику, которая – в свете этого
Божьего задания – столь актуальна и востребована
сегодня.
Благодарю за внимание.
