|
Господь щедро наделил русскую землю природными богатствами и
столь же щедро одарил её духовными благами, озарил духовным
светом. За более чем тысячелетнюю историю христианство дало
стране прекрасные плоды добродетели и взрастило драгоценный
цветник — сонм святых, которые в отечестве или на чужбине своим
молитвенным подвигом, жертвенным служением, а порой и
мученическим венцом свидетельствовали об Истине. Среди
подвижников, прославивших Русскую Церковь, немало и наших
современников, чьи имена хорошо известны в православном мире: о.
Иоанн (Крестьянкин), о. Серафим (Тяпочкин), старец Софроний
(Сахаров), митрополит Антоний Сурожский. Неугасимые светильники
веры, своими достойными деяниями они завоевали подлинно народную
любовь и почитание.
Митрополит Антоний, всю жизнь проживший за пределами России,
— сначала во Франции, а затем в Англии, — тем не менее, был
истинно русским человеком. Для каждого, кто хоть раз сподобился
встречи с Владыкой, он навсегда становился близким другом и
духовным наставником. Для своих соотечественников, как на
родине, так и в рассеянии он был не только неутомимым пастырем и
выдающимся проповедником, но и подлинно “учителем нации”.
Владыка был евангельским человеком. Общение с ним сравнимо с
чтением Евангелия. В каждом человеке он видел, прежде всего,
образ Божий. Вся его жизнь была Встречей: с Богом, с человеком
как Его образом и подобием. Его сердце вмещало столько любви,
что, казалось, её хватило бы на всё человечество.
Мне посчастливилось довольно много общаться с Владыкой в
период моей стажировки в Англии в 1990-1993 годах, видя его в
соборе предстоящим перед Богом, посещая вдохновенные беседы с
паствой, проводимые по четвергам, подолгу разговаривая, а иногда
и исповедуясь ему при личных встречах. Однако началось это
общение намного раньше, в Москве с чтения замечательной книги
Владыки Антония “Школа молитвы” в самиздатовском варианте
(помнится, экземпляр, попавший ко мне, судя по весьма его
потрёпанному виду, явно уже прошёл через многие руки). По
вечерам, а то и ночам я регулярно слушала по БиБиСи религиозные
радиопередачи “Воскресение” с его участием, часто прокручивала
кассеты с записями проповедей, произнесённых на литургии в
московских храмах, и бесед со студентами МДА, а во время кратких
приездов Владыки в Россию старалась не пропустить ни одного
богослужения с его участием.
Одно из первых поразительных впечатлений, врезавшихся мне в
память, о необыкновенной простоте, доступности и открытости
Владыки Антония связано с забавным эпизодом, случившемся вскоре
после моего приезда в Лондон. В четверг я пришла на очередную
беседу с русскоговорящими прихожанами. Перед её началом в
комнату, где собралось немало народа, вдруг вошёл молодой
английский панк со всклокоченными крашеными волосами, наглым
выражением лица, небрежно одетый, и, оглядев присутствующих,
направился прямо к Владыке; подойдя, панибратски стукнул его по
плечу и сказал: “Привет! Ты митрополит Антоний?” “Да, я”, —
ответил Владыка, ничуть не смутившись. “Я слышал о Тебе много
хорошего, — продолжал панк. — Вот, пришёл познакомиться”. Я
онемела от такой фамильярности и, горя возмущением, готова была
броситься на защиту нашего архипастыря. Но, взглянув на него,
увидела его смеющиеся глаза с озорной искринкой, излучавшие
доброту и свет, и осталась стоять на месте. Поговорив немного с
Владыкой и, видимо, удовлетворив своё любопытство, юное создание
удалилось. А Владыка как ни в чём не бывало обратился к нам: “Ну
что же, давайте начнём нашу беседу”.
Вскоре Владыка назначил мне аудиенцию. Я тщательно готовилась
к ней, продумывала вопросы, волновавшие меня: от глобальных (о
судьбе России и мира) до сугубо личных. В назначенное время я
подошла ко входу в собор и, перекрестившись, нажала на кнопку
звонка. Ждать пришлось пару минут, но от нетерпения они
показались мне вечностью. Дверь открыл сам митрополит (он же и
сторож), в своём стареньком, но аккуратно заштопанном сером
подряснике. “Здравствуйте, заходите, пожалуйста”, — радушно
пригласил он меня и повёл в “приёмную”, ту самую комнату в
боковом нефе собора, где я впервые присутствовала на его беседе
с прихожанами. В подарок я принесла пирожные (кажется, кто-то из
знакомых посоветовал). Долго выбирала их и купила наиболее
красивые и, по моему мнению, самые вкусные. Владыка поблагодарил
за угощенье, ни словом не обмолвившись, дабы не обидеть меня,
что такие сладости ему есть категорически запрещено. Он отдал их
кому-то из нуждающихся. Впрочем, не сомневаюсь, что он всё равно
угостил бы кого-нибудь этими сладостями. Известно, что он
передаривал всё, что ему дарили. После молитвы Владыка предложил
перейти на “ты”. В этом я усмотрела знак доверия, близости и
готовность путеводительствовать в моём духовном восхождении.
Вспомнился преподобный Серафим Саровский, который к каждому
приходившему к нему, невзирая на его возраст и ранг, обращался
“радость моя, ты…”. Общение с Владыкой было на равных. Рядом с
ним я чувствовала себя раскрепощённой, делилась самым
сокровенным, не боясь при этом попасть впросак или выглядеть
глупой. Я сразу ощутила его соучастие и ничуть не сомневалась,
что мои проблемы действительно затронули его, хотя, конечно,
знала, что Владыка практически ежедневно принимал несколько
человек, таких же, как я, с их переживаниями, противоречиями и
сомнениями. Выслушав всё, что накопилось у меня на душе, он
спокойно, взвешенно и очень доброжелательно повёл разговор,
перемежая его то эпизодами из Евангелия, то своими мыслями, то
конкретными примерами, почерпнутыми из собственной жизни или из
многолетнего наставнического опыта. За отведённый мне час
получила исчерпывающие ответы, мудрые советы и напутствия. Ушла
одновременно вдохновлённая и умиротворённая.
Как-то после воскресной литургии Владыка подозвал меня и
неожиданно пригласил принять участие в ежегодном епархиальном
съезде, который должен был состояться в небольшом городке
Эффингэме на юге Англии. С радостью согласилась и, бросив все
дела, собралась в дорогу. Ехала с большим энтузиазмом.
Во-первых, потому, что проблема “Православие и экология”
по-настоящему и давно волновала меня. Во-вторых, интересно было
узнать, что думают и предпринимают люди в данном направлении за
пределами моей страны. В-третьих, хотелось найти подкрепление
собственным мыслям в учении Православной Церкви. Предчувствие не
обмануло меня. Более того, впечатления во многом превзошли мои
ожидания. Сама идея совместной конференции духовенства и
прихожан показалась мне замечательной и достойной подражания.
Подобные соборные встречи, несомненно, являются противостоянием
нынешнему разобщённому, индивидуализированному и озлобленному
миру.
Программа съезда была разнообразной и, помимо пленарных
докладов, включала дискуссии по группам и частные беседы, где
проблема рассматривалась с разных позиций: догматической, в
аспекте христианской морали и практической — как объединить
людей различных профессий эгидой Православия в их совместных
усилиях по сохранению жизни на Земле, столь милостиво дарованной
Богом и столь бездушно и бездумно разрушаемой человеком.
Особенно запомнилась мудрая и одновременно страстная,
проникающая до глубины души проповедь митрополита Антония о
Божьем присутствии в Его творении и данной человеку заповеди
бережно относиться к миру, которую он (человек) нарушил,
превратив заботу о мире в хищническое его разграбление.
Сам съезд проходил в женском католическом монастыре. Мне,
наивной, выросшей в советской системе, было невдомёк, что за
проживание и питание предполагалась определённая плата. Уже во
время пребывания, случайно узнав об этом, я, весьма смущённая,
честно призналась Владыке, что денег у меня нет. В ответ
прозвучало: “Не беспокойся. Всё улажено”. Лишь позже я узнала,
что он сам заплатил за меня. По окончании съезда Владыка
попросил меня написать заметку об увиденном и услышанном в
“Соборный Листок” (“Cathedral
Newsletters”), что я сделала с большим
удовольствием.
В конце июля друзья пригласили меня провести неделю в их
коттедже, незадолго до того приобретённом в одной из живописных
деревушек, коими так славится графство Норфо (л)к. Неподалёку в
местечке Литтл Уолзингэм на территории средневекового
католического аббатства, разрушенного в период Реформации,
находится англиканская часовня, где хранится чудотворная статуя
Богоматери, очень почитаемая британцами. Метрах в ста от часовни
за углом видна маленькая церквушка во имя прп. Серафима. [фото у
Е.Л.] Она располагается в здании бывшей железнодорожной станции,
стараниями Владыки отданной Русской Православной Церкви. Первого
августа, в день памяти преподобного Серафима Саровского Владыка
приехал туда, чтобы отслужить литургию. На престольный праздник
съехалось священство и прихожане со всего графства. Настоятель
храма о. Давид, извещённый о приезде святителя, ждал его у
входа. Подъехала машина. Владыка вышел из неё и буквально
взлетел по ступенькам, успевая при этом благословлять
устремившуюся к нему паству. Служба была удивительно светлой.
Она оставила ощущение тихого света и радости, которые излучал и
сам старец Серафим. После в приходском зале было чаепитие и
беседа с Владыкой. [фото у Е.Л.]
Во время Великого поста Владыка, по давней традиции,
введённой им в Сурожской епархии, проводил в лондонском соборе
Успения и Всех Святых говение для русскоговорящих прихожан. В
Лондоне в тот период находился и мой супруг Анатолий, который
вскоре также стал членом общины. От друзей мы слышали об этом
удивительном духовном опыте и, не колеблясь, решили принять в
нём участие. Говение длилось целый день и состояло из трёх
циклов, по нескольку часов каждый. После начальной молитвы была
общая исповедь. Её проводил Владыка, предстоя перед Господом в
простом человеческом обличии, откровенно говорил о своих
согрешениях. Его тихий, но при этом твёрдый голос звучал столь
искренне и проникновенно, что все ощущали себя соучастниками по
сути дела исповеди самого архипастыря. Вслед за этим мы были
оставлены на час наедине с собой и с Богом. В храме был
полумрак. Свечи не горели. Едва различимые лики взирали с икон.
Возникла особая атмосфера тишины и сосредоточенности. Найдя свой
уголок, я погрузилась в размышление и, глядя на икону Спасителя,
рассказывала Ему обо всём, что мучило, угнетало, в чём
сомневалась, и впервые в жизни по-настоящему исповедалась “как
на духу”, испытала внутреннее раскрепощение, избавление от
бремени грехов и осознала, в чём заключён истинный смысл
покаяния. Затем было чаепитие, негромкие разговоры. Так
повторялось трижды. В конце Владыка прочитал разрешительную
молитву. На следующий день все причастились Святых Тайн.
Пережитый нами духовный подъём, приобретённое состояние
очищения, освобождения от земного притяжения незабываемы и по
сей день.
Перед своим промежуточным отъездом в Россию по окончании
воскресной литургии я подошла к Владыке попрощаться. Помня, что
я музыковед, он обратился ко мне с просьбой навестить в Москве
его двоюродную сестру Елену Александровну Софроницкую и передать
от него живой привет. По приезде домой я тут же позвонила ей,
представилась и напросилась в гости, объяснив, что выполняю
поручение митрополита Антония. В ответ радостно прозвучало: “Так
Вы от Андрея? Конечно, приходите. Завтра можете?” На следующий
день я посетила Елену Александровну. Она подробно и с
пристрастием расспрашивала меня о жизни Сурожской епархии и о
самом Владыке, ласково называя его Андреем. Потом было чаепитие,
рассказ о семье Скрябиных-Софроницких с демонстрацией уникальных
фотографий из фамильных альбомов, среди которых попадались и
любительские снимки молодого Андрея Блума. Расстались очень
тепло, как старые друзья. Вскоре после моего визита Елена
Александровна отошла в мир иной. Узнав об этом, я поняла, что
Владыка, предвидя её скорую кончину, через меня послал кузине
своё прощальное приветствие и святительское благословение.
В одной из личных встреч с митрополитом Антонием разговор
зашёл о роли пения в богослужении. “Признаюсь тебе, — сказал
Владыка, — будь моя воля, я бы вообще исключил его. Оно мешает
молитве”. Зная, однако, что моя научная работа была связана
именно с литургическим пением, он тут же поправился: “Но это моё
личное мнение. Ты, пожалуйста, не обращай внимания и продолжай
заниматься своей темой. Она очень важна и нужна”. Стало ясно:
молясь Владыка настолько глубоко погружался в это состояние, что
даже звуки возвышенных песнопений нарушали его целостность.
Осенью 1992 года на одном из телеканалов БиБиСи показывали
замечательный документальный сериал о животном мире Антарктиды “Life
in the
Freezer” (“Жизнь в морозильнике”),
который я смотрела с огромным удовольствием. При первой же
возможности я рассказала Владыке об одном удивительном аспекте
социального поведения императорских пингвинов, столь поразившем
меня. В сильнейшую стужу (-70◦C), при
скорости ветра 200км/час эти уникальные птицы сбиваются в
огромные плотные группы и медленно спиралеобразно движутся в
течение долгого времени, стараясь держать курс по, а не против
ветра. В таком непрерывном кружении каждая особь попеременно
оказывается то во внешнем ряду, подвергаясь прямому воздействию
стихии, то в центре, имея шанс немного отогреться и передохнуть.
Владыка очень внимательно выслушал мой эмоциональное
повествование и воскликнул: “Удивительно! Ведь это пример
абсолютно христианского отношения к себе подобному. Спасибо
тебе. Обязательно упомяну его в своей ближайшей беседе”.
Обычно добросердечный и снисходительный к своей пастве, в
некоторых вопросах Владыка был очень строг, даже суров.
Помнится, как однажды в конце воскресной проповеди он вдруг
заговорил о регулярных опозданиях на богослужения. При этом
выражение его лица его стало требовательным, взгляд негодующим,
а голос звучал твёрдо. Он категорически запрещал прихожанам
опаздывать на службы, особенно на литургию. “Представим, что у
вас запланировано важное собрание, вам назначена аудиенция у
весьма уважаемого вами лица или же предстоит свидание с любимым
человеком. Нет сомнения, что вы со своей стороны не допустите
опоздания. Так почему вы позволяете себе пренебрегать встречей с
Богом, почему проявляете к Нему непочтение?!” — не раз говорил
он подопечным.
Митрополит Антоний без преувеличения был известен во всём
христианском мире, от России до Индонезии. В Англии за более чем
полувековой срок пастырского служения он приобрёл огромный
авторитет. Благодаря Владыке в самых разных слоях общества,
вплоть до представителей Британского королевского двора,
значительно вырос интерес к Православию в целом, и к Русской
православной Церкви в частности. Под влиянием его личности
многие англичане меняли свою конфессиональную принадлежность и
становились членами РПЦ, том числе и те, кто в прошлом были
англиканскими священниками. Митрополита Антония уважали даже
инославные. Лекции, которые он читал в любой аудитории,
неизменно пользовались большой популярностью. Как-то Владыка
обмолвился, что ему предстоит говорить о Православии среди
мусульман. Я, не выдержав, наивно спросила: “Владыко! Не
боитесь?”. “Ну что ты, наоборот, еду туда с радостью. Если надо,
я и в ад пойду проповедовать Христа”.
На Благовещение я оказалась свидетелем необычного визита в
собор Успения и Всех Святых. Туда пришла группа учащихся из,
пожалуй, самого элитного учебного заведения Великобритании —
знаменитого Eaton College.
В тот день служил архиепископ Анатолий, викарий Сурожской
епархии. Литургия шла на английском языке. Поначалу подростки
вели себя довольно шумно, громко переговаривались, смеялись. Но
постепенно их разговоры стихли, смех прекратился. Они обошли
храм по периметру, внимательно разглядывая иконы, вслушивались в
слова молитв и песнопений. Выражение их лиц стало серьёзным, и
был виден неподдельный интерес к происходившему
священнодействию. Итонские воспитанники пробыли на службе до
самого отпуста. После я полюбопытствовала, почему их привели в
русскую церковь. Оказалось, что это было практическое занятие из
курса по мировым религиям, и преподаватель после ознакомительной
лекции о Православии выбрал для посещения именно собор на
Эннисмор Гарденс.
Незадолго до моего отъезда из Англии Владыка попросил меня
сопровождать в качестве переводчика петербургского режиссёра
Валентину Матвееву, которая собирала материал для серии фильмов
о жизни Сурожской епархии и о её архипастыре (три из них уже
выпущены). Предстояло ехать в графство Норфо(л)к, где имелось
несколько приходов, в частности, в местечке Грейт Уолзингэм.
Находившаяся там церковь Преображения Господня была локальным
духовным центром. Я была очень дружна с настоятелем этого храма
о. Филиппом Стиер и знала многих прихожан. За несколько дней до
поездки я сильно простудилась и к моменту отправления была
далеко не в лучшей форме. Но об отказе не могло быть и речи. Так
я и поехала с температурой, мигренью, жутким кашлем, без голоса
и, как следствие, в ужасном настроении. Всё же нам удалось
встретиться и побеседовать со священником и с его паствой.
Питерская команда осталась весьма довольна. Надеюсь, Валентина
не хранит на меня обиду за моё не всегда корректное поведение.
После возвращения в Россию связь с Владыкой не была утеряна.
В основном она поддерживалась письмами, которые я посылала ему с
о. Михаилом Фортунатто, многие годы регулярно посещавшего
Москву. О. Михаил оставлял конверты от меня в условном месте, о
котором знали лишь близкие Владыке люди. Не сомневаюсь, что он
читал мои послания и был в курсе наших семейных дел. И вот
почему. Однажды раздался телефонный звонок. Я сняла трубку и
услышала на другом конце провода родной голос “Лена, здравствуй!
Это владыка Антоний”. “Владыко!..”, — вырвалось у меня. Он
расспросил о моей научной работе, справился о здоровье Анатолия,
которого он также духовно окормлял, об успехах в иконописании.
Затем попросил позвать о. Михаила, гостившего тогда у нас.
Батюшки в тот момент не было дома. Узнав, что он вернётся
вечером, часов в восемь, Владыка извинился и попросил разрешения
перезвонить ещё раз, чтобы передать о. Михаилу срочное
поручение. Ровно в восемь часов вновь раздался звонок. Разговор
между архипастырем и его клириком состоялся.
Десять лет назад Господь привёл меня к новой весьма серьёзной
научной теме, на сей раз в области музыкальной библеистики.
Работала я очень увлечённо, и итогом изысканий стала
энциклопедия “Музыкальные инструменты в Библии”. Весной 2003
года, окончив труд, я сдавала макет в издательство “Композитор”.
Мне очень хотелось получить благословение Владыки на издание
книги. И я дерзнула обратиться к нему, вновь прибегнув к помощи
о. Михаила Фортунато. Батюшка, как всегда, охотно взялся быть
споспешником и передал мою просьбу при личном свидании со
святителем. И он, уже тяжело больной, практически отошедший от
мирских дел, всё же нашёл силы выслушать и дать согласие на моё
прошение. Благословение с подписью митрополита Антония было
помещено вслед за титульным листом и оказалось моей последней
земной встречей с ним. Энциклопедия вышла в свет в конце июля,
за несколько дней до его кончины.
Однако смерть Владыки не смогла разлучить его ни с его
паствой, ни с теми, кто сподобился общения с ним. Оно
продолжаются. Выходят в свет его труды. В церковных лавках можно
приобрести видео- и аудиозаписи его бесед, проповедей, интервью.
В сентябре 2007 и 2009 годов в Москве, в Доме Русского
Зарубежья прошли две международных конференции, посвящённые
памяти Владыки. Устроители определили их задачу как “Осмысление
наследия митрополита Антония Сурожского”. На обоих симпозиумах
прозвучало немало интересных докладов, воспоминаний, прошли
живые дискуссии, были показаны фильмы-воспоминания о Владыке
петербургского режиссёра Валентины Матвеевой, которые также
называются “Встреча”. А перед самым закрытием были отслужены
панихиды (служил прот. Сергий Овсянников). Все присутствующие,
не сговариваясь, спонтанно, в едином порыве и “единеми усты”
спели пасхальные стихиры и тропарь. “Христос воскресе!” звучало
в пространстве зала. Душа возносилась горе. Владыка тепло и
светло смотрел на нас с портрета и пел вместе с нами. Невидимая
нить связывала нас.
С нетерпением жду новых встреч с Владыкой.
Толя:
Встречи с митрополитом Антонием стали поворотным моментом в
моей жизни.
Для бесед с прихожанами он заранее выбирал тему, готовился,
сначала сам излагал свои мысли, а затем подробно отвечал на
любые, порой совсем наивные вопросы присутствующих (в том числе
мои), отвечал по-доброму, чтобы не обидеть человека, но при этом
очень серьёзно.
На одной из бесед произошёл забавный курьёз. В перерыве на
чай о. Михаил Фортунато подвёл ко мне человека, небольшого
роста, в чёрном пальто (с ярко выраженной азиатской внешностью)
и представил его мне: “Знакомься, Анатолий. Это отец Джон. Он
православный священник из Индонезии. Приехал в Лондон по делам
”. В этот момент о. Михаила кто-то позвал, и он, извинившись,
отошёл. Мы остались вдвоём. Стоим друг против друга, вежливо
улыбаясь, и не знаем, как продолжить разговор. Владыка Антоний,
заметив наше замешательство, тут же подошёл и стал рассказывать
о. Джону обо мне. Завязался диалог, и переводчиком пришлось
служить самому митрополиту, которого ничуть не смутила, казалось
бы, не подобающая его рангу работа.
Зная, насколько занят Владыка, мы с супругой Еленой старались
не обременять его вопросами и просьбами о встрече. Но всё же
как-то в четверг после очередной беседы с прихожанами мы
дерзнули попросить его об аудиенции. Немного помолчав, Владыка
ответил, что на этой неделе будет занят, поскольку должен ехать
“к коновалам” (так он, сам врач, называл своих коллег), но на
следующей непременно нас примет. В воскресенье сразу после
литургии к нам подошёл молодой темнокожий алтарник и обратился
ко мне по-английски. Стоявшая рядом Елена перевела его слова:
“Владыка Антоний спрашивает, когда у вас найдётся время с ним
встретиться”. Мы были ошарашены подобной простотой и смирением
митрополита.
В первый раз Владыка принимал нас на хорах, а когда была
закончено здание епархиальных собраний и воскресной школы,
которое в течение нескольких лет с энтузиазмом, на свои средства
строили “всем миром” (оно вплотную примыкает к собору), мы
встречались с ним в небольшой комнате, отведённой для бесед.
[фото с Владыкой у Е.Л.]
Первая встреча “Вы меня простите, я ведь неофит”, — немного
стесняясь, сказал я. Наступила небольшая пауза. Глаза Владыки
заблестели, взгляд посветлел, он как-то преобразился и,
заикаясь, воскликнул: “Так… так… так это же прекрасно! У Вас всё
впереди!” И начался доверительный разговор о вере, о том, как он
сам подростком пришёл к Богу, как однажды, выйдя на улицу, он
вдруг ощутил, что все идущие мимо люди были его друзьями. Этот
рассказ потряс меня до глубины души. На прощание, уже спускаясь
по лестнице, он напутствовал меня: “Дорогой Анатолий! Отношения
человека с Богом строятся очень просто, на равных: или ты не
веришь, или веришь, но тогда всецело полагаешься на Него,
отдаёшься на Его волю”.
Вторая встреча: В одну из личных встреч Владыка спросил меня
о моей работе. “Увы, последние годы создаю плакаты, в которых
прославляю светлый путь к коммунизму, и портреты деятелей КПСС”,
— ответил я смущённо. “А чем намерены заниматься, когда пойдёте
на пенсию?” — поинтересовался он, и в его тоне я почувствовал
искреннее участие и озабоченность моим духовным будущим. “Не
знаю ещё. Думаю вернуться к графике, которой весьма увлекался
раньше”, — признался я. “А Вы не хотите попробовать себя в
иконописании? Если есть возможность, поезжайте к о. Софронию. Он
подвизается в православной обители недалеко от Лондона,
прекрасно говорит по-русски”. “А удобно мне беспокоить его?” “Не
волнуйтесь, я позвоню ему и договорюсь о встрече”. Владыка
действительно позвонил архимандриту Софронию (Сахарову) и
передал, что он меня примет.
В ближайшие выходные мы с друзьями поехали в монастырь
Рождества Иоанна Предтечи в местечке Толлесент Найтс. На
всенощном бдении я увидел о. Софрония, которому тогда шёл уже
91-й год. Это был старец, невысокого роста, плотного
телосложения, с седой бородой и очень внимательным изучающим
взглядом. Рядом с ним неотлучно находился келейник, русский инок
[кажется] из Пскова. Я подошёл к нему, сказал, что приехал из
России и хотел бы по благословению и при посредничестве
митрополита Антония поговорить с архимандритом. После службы
инок, взяв старца под руку, дал мне знак следовать за ними. Мы
вышли в притвор, и тот своим не по годам бодрым голосом
обратился ко мне: “Ну что, отрок?” Я сказал, что я художник из
Москвы и что Владыка Антоний подвигает меня посвятить себя
иконописанию, на что о. Софроний ответил: “Это богоугодное и
очень серьёзное дело. Где Вы учились? Что знаете о секретах
иконописания?” Я честно признался, что ничего не знаю. Тогда он
сказал: “Начните с малого — с прорисей. Но самое главное: если
сподобитесь писать иконы, то ничем другим больше не
занимайтесь”. Мы ещё побеседовали. Я видел, что старец устал, но
продолжал общение. Перед прощанием я набрался смелости попросить
у него благословения. “Ну что ж, отрок…”. Я наклонился, сложил,
как положено руки, и о. Софроний меня благословил. В знак
глубокого почтения я хотел поцеловать ему руку, стал тянуть её к
своим губам и почувствовал сопротивление. Я потянул сильнее, но
и сопротивление усилилось. Недоумевая я поднял голову и увидел
улыбающееся лицо старца, его молодые глаза: “Ещё раз
благословляю тебя, отрок, и давай расцелуемся”. Мы трижды
расцеловались и простились.
По возвращении в Лондон я рассказал Владыке о своей встрече
со старцем и об эпизоде благословения. Рассмеявшись, он сказал:
“Да, он такой”. И добавил: “Теперь Вы получили напутствие
замечательного мастера. Дерзайте. Кстати, у нас при соборе
теперь есть выставочный зал. Привозите свои иконы, и мы их
покажем нашим прихожанам”. Так при споспешествовании митрополита
Антония я стал иконописцем.
Перед отъездом мы попросили Владыку стать нашим духовником.
“Знаете, очень многие ко мне обращаются с этой просьбой”, —
ответил он. Но, посмотрев на наши опечаленные лица, улыбнулся и
решительно сказал: “Хорошо. Я буду о вас молиться, а вы молитесь
обо мне”. На прощание он нас благословил, и мы окрылённые ушли.
|
